Фадеев разгром краткое содержание по главам подробно. Александр фадеев - разгром

Ординарец Морозка по приказанию командира партизанского отряда Левинсона должен отвезти пакет в другой отряд. Ему очень не хочется ехать. Но Левинсон в этом случае может приказать Морозке сдать оружие. Тогда партизан все-таки решает отправиться в путь, чтобы передать письмо.

Левинсон — сын торговца подержанной мебелью. Он очень терпелив и настойчив.

Морозка — шахтер во втором поколении. Да только вот в жизни его все происходило как-то спонтанно. Совершенно неосмысленной была женитьба на гулящей откатчице Варе. В восемнадцатом году, не подумав о том, что его ждет, Морозка ушел защищать Советы. На фронте Первой мировой войны он был шесть раз ранен и дважды контужен.

Долгим должен быть путь к отряду Шандыбы. Именно туда следует доставить пакет. На глазах Морозки происходит бой между партизанами и японцами.

Когда партизаны понимают, что японский отряд сильнее, бросаются наутек, оставив на поле боя раненого парнишку. Партизан подбирает раненого и возвращается в отряд Левинсона.

Когда раненый Павел Мечик очнулся, то понял, что вне опасности. Он оказался в лесном лазарете. Здесь первыми, кого он увидел, были доктор Сташинский и медсестра Варя — жена Морозки. За Мечиком ухаживают, делают перевязки.

Раньше Мечик, когда еще жил в городе, мечтал о подвигах. Парнишка решил отправиться к партизанам. Только вот разочарование пришло слишком быстро. А все потому, что на самом деле он слаб характером. Все его действия — лишь романтические иллюзии. Он вступает в партию эсеров-максималистов. Его направляют в отряд Шандыбы. В -бою Мечика ранили в ноги тремя пулями. Это совсем не совпадает с его героическими фантазиями.

Мечик пытается сблизиться со Сташинским. Но Сташинский узнает, что Мечик был на стороне эсеров-максималистов. Врач не хочет общаться с партизаном.

Морозна сразу почувствовал неприязнь к Мечику. Это чувство не прошло и позднее, когда Морозка увидел парнишку в лазарете.

Путь Морозки в другой отряд продолжается. Партизан пытается украсть дыни у сельского председателя Рябца. Хозяин замечает вора, и Морозка остается ни с чем. Рябец возмущен и обращается к Левинсону с жалобой. Морозку лишают оружия.

Вечером солдаты собираются, чтобы обсудить поведение ординарца. Партизан Дубов, тоже бывший шахтер, предлагает выгнать Морозку из отряда. Но японцы приближаются. Сейчас каждый боец на вес золота. Совесть начинает мучить солдата, и он клянется, что больше ничем не опозорит звание партизана. Левинсон просит Рябца передать крестьянам, чтобы те насушили для солдат сухарей, приказывает увеличить лошадям порцию овса. Все это Левинсон делает, потому что предвидит начало боевых действий.

Морозка снова отправляется в лазарет, чтобы проведать свою жену. Он понимает, что Варя и Мечик симпатизируют друг другу. Морозка никогда раньше не ревновал Варю. Но теперь он злится на обоих — на жену и Мечика. И на самом деле: Мечик влюбился в молодую медсестру. Он очень тоскует по мирной жизни в городе. Варя тоже влюбляется в Мечика. Только мальчик подсознательно ищет в ее объятиях материнскую защиту. Мечик мечтает увезти Варю с собой в город.

Морозке противна сама мысль, что рядом с его женой может быть такой бесполезный человек, как Мечик. Морозка ссорится с Мечиком.

Душу Левинсона посещают сомнения. Как бы не думали про него бойцы, и этот человек может сомневаться и волноваться. Он тщательно взвешивает все «за» и «против», проверяет все факты. Когда Левинсон встречает во время проверки постов разведчиков из соседнего отряда, они рассказывают ему, что их войско разгромлено наступающими японцами. Левинсон понимает, что шансов на победу мало, и приказывает отступать.

Мечик уже совсем поправился. Теперь он приходит в отряд партизан. Левинсон выдает бойцу лошадь Зючиху. Да только не слишком уж она хороша. Это обижает Мечика, ведь он никак не может сообразить, как с ней обходиться. Да еще и с остальными партизанами он не может наладить контакта. Дружит только с бывшим студентом Чижом. Именно Чиж учит его, как увиливать от обязанностей.

Приходит время, и Мечика вместе с Баклановым отправляют в разведку. На пути партизанам попадается японский отряд. Приходится открыть огонь. Бойцы застрелили трех неприятелей. Двоих — Бакланов, а одного — Мечик. Причем юноше повезло, потому что стрелял-то он во что попало. Разведка прошла удачно: основные силы противника вычислены.

Когда Мечик возвращается в отряд и ложится спать, то видит страшный сон. Утром происходит перестрелка с японцами. Мечик плохо понимает, что происходит. Его жизнь теперь не в его руках.

Отряд в это время готовится к наступлению. Особенно сложно эвакуировать госпиталь, ведь там находится смертельно раненный Фролов. Любая транспортировка ему опасна да и бесполезна. Левинсон и Сташинский решают дать больному яду. Этот разговор случайно слышит Мечик. Он хочет помешать Сташинскому. Но Фролов уже понял, что за зелье ему приготовлено. Смертельно раненный соглашается выпить яд. Мечик убегает в лес. Там он сталкивается с Варей. Женщина пытается его успокоить. На привале Варя приходит к костру. Там она видит Мечика и Чижа. Она хочет утешить Мечика, но тот ведет себя холодно. Тогда Варя отдается Чижу, который уже давно преследует женщину.

Отряд отступает. Мечик — один из часовых. Во время обхода происходит разговор Левинсона и Мечика. Мечик жалуется, что ему плохо в отряде. Левинсон понимает, что, скорее всего, толку от парня не будет. Командир вспоминает себя в молодости и делает вывод, что его поколение было гораздо крепче теперешних бойцов.

Левинсон посылает Метелицу в разведку. Партизан отправляется в деревню. В лесу он оставляет своего коня пастушонку. В деревне обосновались казаки. Боец проникает в дом начальника эскадрона. Только не везет Метелице — его ловят партизаны. Допрашивают, а когда наступает утро, ведут на площадь. На площади человек выводит вперед пастушонка, которому Метелица оставил коня. Казачий начальник хочет жестоко допросить мальчика. Метелица бросается защищать перепуганного пастушонка, хочет задушить начальника. Боец погибает, раненный казачьей пулей.

Не дождавшись возвращения Метелицы, Левинсон приказывает выступать. Когда казаки отправляются в путь, их обнаруживает отряд партизан и организует засаду. Происходит бой, во время которого убивают коня Морозки. Казаки бегут, а партизаны занимают село. Левинсон приказывает расстрелять того человека, который выводил на площадь пастушонка.

Морозка очень горюет о своем коне. Он напивается вместе с Мечи-ком. Нового коня Морозки называют Иуда, потому что он был отобран у неприятеля.

Ночью Морозку находит Варя. Она хочет помириться с ним. Приглашает его в избу, но Морозка отказывается. Тогда она ведет его на сеновал. Наутро Морозка чувствует себя не в своей тарелке.

Когда наступает утро, в село отправляется вражеская конница: Отряду Левинсона приходится отступить в лес — слишком мало людей осталось, чтобы дать отпор. Впереди бойцы видят трясину. Идти некуда и отступать тоже нельзя. Левинсон приказывает гатить болото. Удачно преодолев препятствие, отряд направляется к мосту, где казаки устроили засаду.

Мечика отправляют в разведку. Он едва не засыпает в седле. Его замечают казаки. Мечик боится предупредить свой отряд и бежит. Его совесть не чиста. Он понимает это, но страх смерти побеждает. Мечик направляется обратно в город.

Но за Мечиком ехал Морозка, который и успел выстрелить три раза, чтобы предупредить свой отряд. Партизана убивают казаки. Отряд бросается в бой. После этого в отряде Левинсона остается всего девятнадцать человек. Но они прорвались. Левинсон плачет, но продолжает ехать вперед.

Александр Фадеев

I. Морозка

Бренча по ступенькам избитой японской шашкой, Левинсон вышел во двор. С полей тянуло гречишным медом. В жаркой бело-розовой пене плавало над головой июльское солнце.

Ординарец Морозка, отгоняя плетью осатаневших цесарок, сушил на брезенте овес.

Свезешь в отряд Шалдыбы, - сказал Левинсон, протягивая пакет. - На словах передай… впрочем, не надо - там все написано.

Морозка недовольно отвернул голову, заиграл плеткой - ехать не хотелось. Надоели скучные казенные разъезды, никому не нужные пакеты, а больше всего - нездешние глаза Левин-сона; глубокие и большие, как озера, они вбирали Морозку вместе с сапогами и видели в нем многое такое, что, может быть, и самому Морозке неведомо.

«Жулик», - подумал ординарец, обидчиво хлопая веками.

Чего же ты стоишь? - рассердился Левинсон.

Да что, товарищ командир, как куда ехать, счас же Морозку. Будто никого другого и в отряде нет…

Морозка нарочно сказал «товарищ командир», чтобы вышло официальной: обычно называл просто по фамилии.

Может быть, мне самому съездить, а? - спросил Левин-сон едко.

Зачем самому? Народу сколько угодно… Левинсон сунул пакет в карман с решительным видом человека, исчерпавшего все мирные возможности.

Иди сдай оружие начхозу, - сказал он с убийственным спокойствием, - и можешь убираться на все четыре стороны. Мне баламутов не надо…

Ласковый ветер с реки трепал непослушные Морозкины кудри. В обомлевших полынях у амбара ковали раскаленный воздух неутомимые кузнечики.

Обожди, - сказал Морозка угрюмо. - Давай письмо. Когда прятал за пазуху, не столько Левинсону, сколько себе пояснил:

Уйтить из отряда мне никак невозможно, а винтовку сдать - тем паче. - Он сдвинул на затылок пыльную фуражку и сочным, внезапно повеселевшим голосом докончил: - Потому не из-за твоих расчудесных глаз, дружище мой Левинсон, кашицу мы заварили!.. По-простому тебе скажу, по-шахтерски!..

То-то и есть, - засмеялся командир, - а сначала кобенился… балда!..

Морозка притянул Левинсона за пуговицу и таинственным шепотом сказал:

Я, брат, уже совсем к Варюхе в лазарет снарядился, а ты тут со своим пакетом. Выходит, ты самая балда и есть…

Он лукаво мигнул зелено-карим глазом и фыркнул, и в смехе его - даже теперь, когда он говорил о жене, - скользили въевшиеся с годами, как плесень, похабные нотки.

Тимоша! - крикнул Левинсон осоловелому парнишке на крыльце. - Иди овес покарауль: Морозка уезжает.

У конюшен, оседлав перевернутое корыто, подрывник Гончаренко чинил кожаные вьюки. У него была непокрытая, опаленная солнцем голова и темная рыжеющая борода, плотно скатанная, как войлок. Склонив кремневое лицо к вьюкам, он размашисто совал иглой, будто вилами. Могучие лопатки ходили под холстом жерновами.

Ты что, опять в отъезд? - спросил подрывник.

Так точно, ваше подрывательское степенство!.. Морозка вытянулся в струнку и отдал честь, приставив ладонь к неподобающему месту.

Вольно, - снисходительно сказал Гончаренко, - сам таким дураком был. По какому делу посылают?

А так, по плевому; промяться командир велел. А то, говорит, ты тут еще детей нарожаешь.

Дурак… - пробурчал подрывник, откусывая дратву, - трепло сучанское.

Морозка вывел из пуни лошадь. Гривастый жеребчик настороженно прядал ушами. Был он крепок, мохнат, рысист, походил на хозяина: такие же ясные, зелено-карие глаза, так же приземист и кривоног, так же простовато-хитер и блудлив.

Мишка-а… у-у… Сатана-а… - любовно ворчал Морозка, затягивая подпругу. - Мишка… у-у… божья скотинка…

Ежли прикинуть, кто из вас умнее, - серьезно сказал подрывник, - так не тебе на Мишке ездить, а Мишке на тебе, ей-богу.

Морозка рысью выехал за поскотину.

Заросшая проселочная дорога жалась к реке. Залитые солнцем, стлались за рекой гречаные и пшеничные нивы. В теплой пелене качались синие шапки Сихотэ-Алиньского хребта.

Морозка был шахтер во втором поколении. Дед его - обиженный своим богом и людьми сучанский дед - еще пахал землю; отец променял чернозем на уголь.

Морозка родился в темном бараке, у шахты № 2, когда сиплый гудок звал на работу утреннюю смену.

Сын?.. - переспросил отец, когда рудничный врач вышел из каморки и сказал ему, что родился именно сын, а не кто другой.

Значит, четвертый… - подытожил отец покорно. - Веселая жизнь…

Потом он напялил измазанный углем брезентовый пиджак и ушел на работу.

В двенадцать лет Морозка научился вставать по гудку, катать вагонетки, говорить ненужные, больше матерные слова и пить водку. Кабаков на Сучанском руднике было не меньше, чем копров.

В ста саженях от шахты кончалась падь и начинались сопки. Оттуда строго смотрели на поселок обомшелые кондовые ели. Седыми, туманными утрами таежные изюбры старались перекричать гудки. В синие пролеты хребтов, через крутые перевалы, по нескончаемым рельсам ползли день за днем груженные углем дековильки на станцию Кангауз. На гребнях черные от мазута барабаны, дрожа от неустанного напряжения, наматывали скользкие тросы. У подножий перевалов, где в душистую хвою непрошенно затесались каменные постройки, работали неизвестно для кого люди, разноголосо свистели «кукушки», гудели электрические подъемники.

Жизнь действительно была веселой.

В этой жизни Морозка не искал новых дорог, а шел старыми, уже выверенными тропами. Когда пришло время, купил сатиновую рубаху, хромовые, бутылками, сапоги и стал ходить по праздникам на село в долину. Там с другими ребятами играл на гармошке, дрался с парнями, пел срамные песни и «портил» деревенских девок.

На обратном пути «шахтерские» крали на баштанах арбузы, кругленькие муромские огурцы и купались в быстрой горной речушке. Их зычные, веселые голоса будоражили тайгу, ущербный месяц с завистью смотрел из-за утеса, над рекой плавала теплая ночная сырость.

Когда пришло время, Морозку посадили в затхлый, пропахнувший онучами и клопами полицейский участок. Это случилось в разгар апрельской стачки, когда подземная вода, мутная, как слезы ослепших рудничных лошадей, день и ночь сочилась по шахтным стволам и никто ее не выкачивал.

Его посадили не за какие-нибудь выдающиеся подвиги, а просто за болтливость: надеялись пристращать и выведать о зачинщиках. Сидя в вонючей камере вместе с майхинскими спиртоносами, Морозка рассказал им несметное число похабных анекдотов, но зачинщиков не выдал.

Когда пришло время, уехал на фронт - попал в кавалерию. Там научился презрительно, как все кавалеристы, смотреть на «пешую кобылку», шесть раз был ранен, два раза контужен и уволился по чистой еще до революции.

Левинсон, командир партизанского отряда, передает пакет своему ординарцу Морозке, приказывая отвезти его к командиру другого отряда Шалдыбе, но Морозке ехать не хочется, он отнекивается и пререкается с командиром. Левинсону надоедает постоянное противоборство Морозки. Он забирает письмо, а Морозке советует «катиться на все четыре стороны. Мне баламутов не надо». Морозка моментально передумывает, берет письмо, объясняя скорее себе, чем Левинсону, что ему нельзя без отряда, и, повеселев, уезжает с пакетом.

Морозка - шахтер во втором поколении. Он родился в шахтерском бараке, а в двенадцать лет сам стал «катать вагонетки». Жизнь шла по накатанному пути, как у всех. Сидел Морозка и в кутузке, служил в кавалерии, был ранен и контужен, поэтому ещё до революции «уволен из армии по чистой». Вернувшись из армии, женился. «Он все делал необдуманно: жизнь казалась ему простой, немудрящей, как кругленький муромский огурец с сучанских баштанов» (огородов). А позже, в 1918 году, ушел он, забрав жену, защищать Советы. Власть отстоять не удалось, поэтому подался в партизаны. Заслышав выстрелы, Морозка ползком забрался на вершину сопки и увидел, что белые атакуют бойцов Шалдыбы, а те бегут. «Разъяренный Шалдыба хлестал плеткой во все стороны и не мог удержать людей. Видно было, как некоторые срывали украдкой красные бантики».

Морозка возмущен, видя все это. Среди отступающих Морозка увидел хромающего парнишку. Тот упал, но бойцы побежали дальше. Этого Морозка видеть уже не мог. Он подозвал коня, взлетел на него и погнал к упавшему парнишке. Кругом свистели пули. Морозка заставил коня лечь, положил поперек крупа раненого и поскакал в отряд Левинсона.

Мечик

Но спасенный сразу не понравился Морозке. «Морозка не любил чистеньких людей. В его практике это были непостоянные, никчемные люди, которым нельзя было верить». Левинсон распорядился отвезти парня в лазарет. В кармане раненого лежали документы на имя Павла Мечика, сам же он был без сознания. Очнулся лишь тогда, когда его несли в лазарет, потом заснул до утра. Очнувшись, Мечик увидел врача Сташинского и сестру Варю с золотисто-русыми пушистыми косами и серыми глазами. При перевязке Мечику было больно, но он не кричал, чувствуя присутствие Вари. «А кругом стояла сытая таежная тишина».

Три недели назад Мечик радостно шагал по тайге, направляясь с путевкой в сапоге в партизанский отряд. Неожиданно из кустов выскочили люди, они подозрительно отнеслись к Мечику, не разобравшись, по малограмотности, в его документах, вначале избили, а затем приняли в отряд. «Окружавшие люди нисколько не походили на созданных его пылким воображением. Эти были грязнее, вшивее, жестче и непосредственней…» Они ругались и дрались между собой из-за любого пустяка, издевались над Мечиком. Но это были не книжные, а «живые люди». Лежа в госпитале, Мечик вспоминал все пережитое, ему было жаль хорошего и искреннего чувства, с которым он шел в отряд. С особой благодарностью он принимал заботы о себе. Раненых было мало. Тяжелых двое: Фролов и Мечик. С Мечиком часто беседовал старик Пика. Изредка приходила «миловидная сестра». Она обшивала и обстирывала весь госпиталь, но к Мечику относилась особенно «нежно и заботливо». Про нее Пика сказал: она «блудливая». «Морозка, муж её, в отряде, а она блудит». Мечик поинтересовался, почему сестра такая? Пика ответил: «А шут её знает, с чего она такая ласковая. Не может никому отказать - и все тут…»

Шестое чувство

Морозка почти сердито думал о Мечике, зачем такие идут к партизанам «на все готовое». Хотя это была неправда, впереди был тяжелый «крестный путь». Проезжая мимо баштана, Морозка слез с коня и стал торопливо набирать в мешок дыни, пока его не застал хозяин. Хома Егорович Рябец погрозился найти на Морозку управу. Хозяин не верил, что человек, которого он кормил и одевал как сына, обкрадывает его баштаны.

Левинсон беседовал с вернувшимся разведчиком, докладывающим, что отряд Шалдыбы сильно потрепали японцы, и сейчас партизаны отсиживаются в корейском зимовье. Левинсон чувствовал, что творится неладное, но разведчик ничего путевого сказать не мог.

В это время пришел Бакланов, заместитель Левинсона. Он привел возмущенного Рябца, пространно рассказывающего о поступке Морозки. Вызванный Морозка ничего не отрицал. Он только возразил Левинсону, приказавшему сдать оружие. Морозка посчитал это слишком строгим наказанием за воровство дынь. Левинсон созвал сельский сход - пусть все знают…

Потом Левинсон попросил Рябца собрать по деревне хлеб и скрытно насушить пудов десять сухарей, не объясняя для кого. Бакланову он приказал: с завтрашнего дня лошадям увеличить порцию овса.

Один

Приезд Морозки в госпиталь нарушил душевное состояние Мечика. Он все время думал, почему Морозка так пренебрежительно смотрел на него. Да, он спас ему жизнь. Но это не давало право Морозке не уважать Мечика. Павел уже выздоравливал. А рана Фролова была безнадежна. Мечик припомнил события последнего месяца и, укрывшись с головой одеялом, разрыдался.

Мужики и «Угольное племя»

Желая проверить свои опасения, Левинсон пошел на собрание заблаговременно, рассчитывая услышать разговоры мужиков, слухи. Мужики удивлялись, что сход собрали в будний день, когда на покосе горячая пора.

Они говорили о своем, не обращая внимания на Левинсона. «Он был такой маленький, неказистый на вид - весь состоял из шапки, рыжей бороды да ичигов выше колен». Слушая мужиков, он улавливал понятные ему одному тревожные нотки. Понимал, что надо уходить в тайгу, затаиться. А пока выставить повсюду посты. Между тем пришли и шахтеры. Народу постепенно набралось достаточно. Левинсон радостно приветствовал Дубова - рослого забойщика.

Рябец недовольно попросил Левинсона начинать. Теперь вся эта история казалась ему никчемной и хлопотной. Левинсон же упира-

л на то, что это дело касается всех: в отряде много местных. Все недоумевали: зачем надо было воровать - попроси Морозка, любой бы ему дал этого добра. Морозку вывели вперед. Дубов предложил гнать Морозку в шею. Но Гончаренко заступился за Морозку, назвав его боевым парнем, прошедшим весь Уссурийский фронт. «Свой парень - не выдаст, не продаст…»

Спросили Морозку, и тот сказал, что сделал это необдуманно, по привычке, дал шахтерское слово, что никогда подобное не повторится. На том и порешили. Левинсон предложил в свободное от военных действий время не слоняться по улицам, а помогать хозяевам. Крестьяне остались довольны таким предложением. Помощь была не лишней.

Левинсон

Отряд Левинсона стоял на отдыхе уже пятую неделю, оброс хозяйством, много было дезертиров из других отрядов. До Левинсона доходили тревожные вести, и он боялся сдвинуться с этой махиной. Для своих подчиненных Левинсон был «железным». Он скрывал свои сомнения и страхи, всегда уверенно и четко отдавая распоряжения. Левинсон «правильный» человек, всегда думающий о деле, знал свои слабости и людские, и ещё он четко понимал: «вести за собой других людей можно, только указывая им на их слабости и подавляя, пряча от них свои». Вскоре Левинсон получил «страшную эстафету». Её прислал начальник штаба Суховей-Ковтун. Он писал о нападении японцев, о разгроме главных партизанских сил. После этого сообщения Левинсон собирал сведения об окружающей обстановке, а внешне оставался уверенным, знающим, что делать. Главной задачей на этот момент было «сохранить хотя бы небольшие, но крепкие и дисциплинированные единицы…».

Призвав к себе Бакланова и начхоза, Левинсон предупредил их, чтобы были готовы к выступлению отряда. «В любой момент быть готовым».

Вместе с деловыми письмами из города Левинсон получил записку и от жены. Он перечел её только ночью, когда все дела были закончены. Тут же написал ответ. Потом поехал проверить посты. В ту же ночь съездил в соседний отряд, увидел его плачевное состояние и решил сниматься с места.

Враги

Левинсон отправил Сташинскому письмо, в котором говорилось, что надо постепенно разгружать лазарет. С этого времени люди стали расходиться по деревням, свертывая безрадостные солдатские узелки. Из раненых остались только Фролов, Мечик и Пика. Собственно, Пика ничем не болел, он просто прижился у госпиталя. Мечику тоже уже сняли повязку с головы. Варя говорила, что скоро он уйдет в отряд Левинсона. Мечик мечтал в отряде Левинсона поставить себя уверенным и дельным бойцом, и, когда вернется в город, никто его не узнает. Так он изменится.

Первый ход

Появившиеся дезертиры перебаламутили всю округу, посеяли панику, якобы идут большие силы японцев. Но разведка не нашла японцев за десять верст в округе. Морозка отпросился у Левинсона во взвод к ребятам, а вместо себя рекомендовал ординарцем Ефимку. Левинсон согласился.

В тот же вечер Морозка перебрался во взвод и был вполне счастлив. А ночью встали по тревоге - за рекой слышались выстрелы. Это была ложная тревога: стреляли свои по приказу Левинсона. Командир хотел проверить боеготовность отряда. Потом при всем отряде Левинсон объявил о выступлении.

Мечик в отряде

Начхоз появился в госпитале заготовить продукты на случай, если отряду придется скрываться тут, в тайге.

В этот день Мечик впервые встал на ноги и был очень счастлив. Вскоре он ушел с Пикой в отряд. Их встретили доброжелательно и определили во взвод к Кубраку. Вид лошади, вернее клячи, которую ему выдали, почти оскорбил Мечика. Павел даже пошел в штаб высказать свое недовольство по поводу кобылы, определенной ему. Но в последний момент заробел и ничего не сказал Левинсону. Кобылу же он решил уморить, не следя за ней. «Зючиха обросла паршами, ходила голодная, непоенная, изредка пользуясь чужой жалостью, а Мечик снискал всеобщую нелюбовь, как «лодырь и задавала». Сошелся он только с Чижом, никчемным человеком, да с Пикой по старой памяти. Чиж хаял Левинсона, называя его недальновидным и хитрым, «на чужом горбу делающим себе капиталец». Мечик не верил Чижу, но с удовольствием слушал грамотную речь. Правда, вскоре Чиж стал Мечику неприятен, избавиться же от него не было никакой возможности. Чиж научил Мечика отлынивать от дневальства, от кухни, Павел стал огрызаться, учился отстаивать свою точку зрения, а жизнь отряда «шла мимо» него.

Начало разгрома

Забравшись в глухое место, Левинсон почти потерял связь с другими отрядами. Связавшись с железной дорогой, командир узнал, что скоро придет эшелон с оружием и обмундированием. «Зная, что рано или поздно отряд все равно откроют, а зимовать в тайге без патронов и теплой одежды невозможно, Левинсон решил сделать первую вылазку». Отряд Дубова напал на товарняк, нагрузив лошадей, увернулся от разъездов и, не потеряв ни одного бойца, вернулся на стоянку. В тот же день партизанам раздали шинели, патроны, шашки, сухари… Вскоре в разведку поехали Мечик и Бакланов, хотевший проверить «новенького» в деле. Дорогой они разговорились. Мечику Бакланов нравился все больше и больше. Но задушевного разговора не получилось. Бакланов просто не понял мудреных рассуждений Мечика. В селе они нарвались на четырех японских солдат: двух убил Бакланов, одного - Мечик, а последний убежал. Отъехав от хутора, они увидели, как оттуда выходят главные силы японцев. Все разузнав, погнали в отряд.

Ночь прошла тревожно, а наутро отряд был атакован неприятелем. У нападавших было орудие, пулеметы, поэтому партизанам ничего не осталось делать, как отступать в тайгу. Мечику было жутко, он ждал, когда все кончится, а Пика, не поднимая головы, палил в дерево. В себя Мечик пришел только в тайге. «Здесь было темно и тихо, и строгий кедрач прикрывал их покойными, обомшелыми лапами».

Хороший пересказ? Расскажи друзьям в соц.сети, пусть тоже подготовятся к уроку!

Александр Фадеев

I. Морозка

Бренча по ступенькам избитой японской шашкой, Левинсон вышел во двор. С полей тянуло гречишным медом. В жаркой бело-розовой пене плавало над головой июльское солнце.

Ординарец Морозка, отгоняя плетью осатаневших цесарок, сушил на брезенте овес.

Свезешь в отряд Шалдыбы, - сказал Левинсон, протягивая пакет. - На словах передай… впрочем, не надо - там все написано.

Морозка недовольно отвернул голову, заиграл плеткой - ехать не хотелось. Надоели скучные казенные разъезды, никому не нужные пакеты, а больше всего - нездешние глаза Левин-сона; глубокие и большие, как озера, они вбирали Морозку вместе с сапогами и видели в нем многое такое, что, может быть, и самому Морозке неведомо.

«Жулик», - подумал ординарец, обидчиво хлопая веками.

Чего же ты стоишь? - рассердился Левинсон.

Да что, товарищ командир, как куда ехать, счас же Морозку. Будто никого другого и в отряде нет…

Морозка нарочно сказал «товарищ командир», чтобы вышло официальной: обычно называл просто по фамилии.

Может быть, мне самому съездить, а? - спросил Левин-сон едко.

Зачем самому? Народу сколько угодно… Левинсон сунул пакет в карман с решительным видом человека, исчерпавшего все мирные возможности.

Иди сдай оружие начхозу, - сказал он с убийственным спокойствием, - и можешь убираться на все четыре стороны. Мне баламутов не надо…

Ласковый ветер с реки трепал непослушные Морозкины кудри. В обомлевших полынях у амбара ковали раскаленный воздух неутомимые кузнечики.

Обожди, - сказал Морозка угрюмо. - Давай письмо. Когда прятал за пазуху, не столько Левинсону, сколько себе пояснил:

Уйтить из отряда мне никак невозможно, а винтовку сдать - тем паче. - Он сдвинул на затылок пыльную фуражку и сочным, внезапно повеселевшим голосом докончил: - Потому не из-за твоих расчудесных глаз, дружище мой Левинсон, кашицу мы заварили!.. По-простому тебе скажу, по- шахтерски!..

То-то и есть, - засмеялся командир, - а сначала кобенился… балда!..

Морозка притянул Левинсона за пуговицу и таинственным шепотом сказал:

Я, брат, уже совсем к Варюхе в лазарет снарядился, а ты тут со своим пакетом. Выходит, ты самая балда и есть…

Он лукаво мигнул зелено-карим глазом и фыркнул, и в смехе его - даже теперь, когда он говорил о жене, - скользили въевшиеся с годами, как плесень, похабные нотки.

Тимоша! - крикнул Левинсон осоловелому парнишке на крыльце. - Иди овес покарауль: Морозка уезжает.

У конюшен, оседлав перевернутое корыто, подрывник Гончаренко чинил кожаные вьюки. У него была непокрытая, опаленная солнцем голова и темная рыжеющая борода, плотно скатанная, как войлок. Склонив кремневое лицо к вьюкам, он размашисто совал иглой, будто вилами. Могучие лопатки ходили под холстом жерновами.

Ты что, опять в отъезд? - спросил подрывник.

Так точно, ваше подрывательское степенство!.. Морозка вытянулся в струнку и отдал честь, приставив ладонь к неподобающему месту.

Вольно, - снисходительно сказал Гончаренко, - сам таким дураком был. По какому делу посылают?

А так, по плевому; промяться командир велел. А то, говорит, ты тут еще детей нарожаешь.

Дурак… - пробурчал подрывник, откусывая дратву, - трепло сучанское.

Морозка вывел из пуни лошадь. Гривастый жеребчик настороженно прядал ушами. Был он крепок, мохнат, рысист, походил на хозяина: такие же ясные, зелено-карие глаза, так же приземист и кривоног, так же простовато-хитер и блудлив.

Мишка-а… у-у… Сатана-а… - любовно ворчал Морозка, затягивая подпругу. - Мишка… у-у… божья скотинка…

Ежли прикинуть, кто из вас умнее, - серьезно сказал подрывник, - так не тебе на Мишке ездить, а Мишке на тебе, ей-богу.

Морозка рысью выехал за поскотину.

Заросшая проселочная дорога жалась к реке. Залитые солнцем, стлались за рекой гречаные и пшеничные нивы. В теплой пелене качались синие шапки Сихотэ-Алиньского хребта.

Морозка был шахтер во втором поколении. Дед его - обиженный своим богом и людьми сучанский дед - еще пахал землю; отец променял чернозем на уголь.

Морозка родился в темном бараке, у шахты № 2, когда сиплый гудок звал на работу утреннюю смену.

Сын?.. - переспросил отец, когда рудничный врач вышел из каморки и сказал ему, что родился именно сын, а не кто другой.

Значит, четвертый… - подытожил отец покорно. - Веселая жизнь…

Потом он напялил измазанный углем брезентовый пиджак и ушел на работу.

В двенадцать лет Морозка научился вставать по гудку, катать вагонетки, говорить ненужные, больше матерные слова и пить водку. Кабаков на Сучанском руднике было не меньше, чем копров.

В ста саженях от шахты кончалась падь и начинались сопки. Оттуда строго смотрели на поселок обомшелые кондовые ели. Седыми, туманными утрами таежные изюбры старались перекричать гудки. В синие пролеты хребтов, через крутые перевалы, по нескончаемым рельсам ползли день за днем груженные углем дековильки на станцию Кангауз. На гребнях черные от мазута барабаны, дрожа от неустанного напряжения, наматывали скользкие тросы. У подножий перевалов, где в душистую хвою непрошенно затесались каменные постройки, работали неизвестно для кого люди, разноголосо свистели «кукушки», гудели электрические подъемники.

Жизнь действительно была веселой.

В этой жизни Морозка не искал новых дорог, а шел старыми, уже выверенными тропами. Когда пришло время, купил сатиновую рубаху, хромовые, бутылками, сапоги и стал ходить по праздникам на село в долину. Там с другими ребятами играл на гармошке, дрался с парнями, пел срамные песни и «портил» деревенских девок.

На обратном пути «шахтерские» крали на баштанах арбузы, кругленькие муромские огурцы и купались в быстрой горной речушке. Их зычные, веселые голоса будоражили тайгу, ущербный месяц с завистью смотрел из-за утеса, над рекой плавала теплая ночная сырость.

Когда пришло время, Морозку посадили в затхлый, пропахнувший онучами и клопами полицейский участок. Это случилось в разгар апрельской стачки, когда подземная вода, мутная, как слезы ослепших рудничных лошадей, день и ночь сочилась по шахтным стволам и никто ее не выкачивал.

Его посадили не за какие-нибудь выдающиеся подвиги, а просто за болтливость: надеялись пристращать и выведать о зачинщиках. Сидя в вонючей камере вместе с майхинскими спиртоносами, Морозка рассказал им несметное число похабных анекдотов, но зачинщиков не выдал.

Когда пришло время, уехал на фронт - попал в кавалерию. Там научился презрительно, как все кавалеристы, смотреть на «пешую кобылку», шесть раз был ранен, два раза контужен и уволился по чистой еще до революции.

Название: Разгром

Жанр: Роман

Продолжительность: 8мин 37сек

Аннотация:

События романа разворачиваются во время Гражданской войны на Дальнем Востоке. Партизанский отряд под командованием Левинсона ведет борьбу против японцев и казаков.
В отряде собрались разные люди, большинство шахтеров и крестьян.
Ординарец Левинсона – Морозка- один из главных героев романа. Вначале Морозка кажется бесшабашным и неорганизованным. Здесь же в отряде в госпитале работает его жена Варя. Отношения Вари и Морозки не похожи на отношения мужа и жены, каждый из них живет как бы сам по себе.
Однажды Морозка подобрал раненого молоденького интеллигента эсера-максималиста Мечика. Мечик в госпитале знакомится с Варей. Между ними возникает симпатия. Однако, ничего из этого не вышло. Запутавшаяся Варя сначала тянется к чистенькому интеллигенту. Однако, со временем она понимает, что ее душа болит за Морозку. Пройдя вместе через бои и испытания, они оба меняются. И меняется их отношение друг к другу.
Морозку хотят выгнать из отряда за кражу дынь в деревне. Но Морозка не представляет своей жизни без отряда. Он просит Левинсона оставить его.
Он уходит из ординарцев, так как ему хочется быть во взводе, среди людей, заниматься настоящим делом. И он не раз на деле показывает свою отвагу и преданность делу революции.
В ходе боевых действий отряд забрался далеко и потерял контакт с другими отрядами. Они выживают, как могут. Иногда приходится отбирать коров у крестьян и обирать поля и огороды.
Однажды в дозор пошли Мечик и Морозка. Мечик, нарвавшись на казаков, позорно сбежал, хотя понимал, что за ним отряд и надо их предупредить. Он предал своих друзей по оружию и ушел в сторону Владивостока. А храбрый Морозка погиб.
В ходе тяжелейшего боя отряд ценой больших усилий пробирается через болото, чтобы вырваться из западни. Однако, они попадают в расставленную засаду. Левинсон, собрав последние силы, принимает решение дать бой. Они пробились, но их осталось только 19 человек. Лучших своих людей Левинсон потерял. И он плачет, не стесняясь своих слез.



 

Возможно, будет полезно почитать: