Моделей государства полицейское государство краткая характеристика. Какая разница между правовым и полицейским государством? Вымышленные полицейские государства
Эффективность основной деятельности силовых ведомств — борьбы с реально существующей в обществе преступностью, регулирования миграции, перекрытия каналов поступления в страну наркотиков и даже в ряде случаев борьбы с терроризмом — оказывается крайне низкой
Несмотря на вовремя подоспевшие матчи Кубка Конфедераций, ставшие формальным поводом для очередных масштабных запретов на массовые манифестации, День России запомнится как праздник, во время которого суть России как полицейского государства заметна как никогда прежде. Да, силовиков у нас достаточно, но не много ли их? И не слишком ли велики траты на эти структуры, особенно с учетом качества их работы? Эти вопросы слышатся часто — так что давайте посмотрим на цифры.
В России сегодня 914 500 человек числятся в штате Министерства внутренних дел. Это третья по численности полицейская сила в мире (понятное дело, после Китая — 1,6 млн человек) и Индии (1,5 млн). При этом по числу полицейских на 100 000 жителей Китай (120 человек) и Индия (128 человек) отстают от России (623 человека) приблизительно в пять раз. Стоит заметить, что отстают от нас по этому показателю и все развитые страны: в США соответствующая цифра составляет 256 человек, в странах ЕС — от 300 до 360. Впереди, не считая экзотических островов и карликовых государств, только наши ближайшие друзья — Белоруссия и Сербия (и непонятно как в эту компанию попавший Южный Судан). Во времена «авторитарного» СССР в советском МВД состояло на службе 623 000 человек и показатель «полицейскости» был почти втрое ниже.
Не менее важен вопрос о том, во сколько обходится отвлечение от экономически полезной деятельности такого количества граждан, которым можно было бы найти другое применение. В 2016 году на нужды МВД было выделено 1,08 трлн рублей, или 1,26% ВВП. В США на полицейские силы, оплачиваемые практически целиком из местных бюджетов, тратится $134 млрд, или 0,72% ВВП. Приблизительно такой же показатель у Германии (0,7% ВВП), на чуть более высоком уровне (почти 0,9%) он во Франции. При этом если борьбу с демонстрантами в России можно признать достаточно успешной, то борьбу с преступностью — вряд ли. В 2015 году в стране было совершено минимальное количество убийств за многие годы — 11 700, но это дает среднюю цифру 80,3 случая на 1 млн жителей — против 49 в США, 10,5 во Франции и 8,4 в Германии. Иначе говоря, учитывая число насильственных преступлений и расходы на полицейские силы, эффективность охраны общественного порядка в Германии превышает российские показатели в 20 раз! Зато, конечно, ни у немецкого, ни у французского министров внутренних дел нет такого служебного самолета со спальней и апартаментами, какой заказало для «первого лица» российское МВД всего за 1,7 млрд рублей. Пусть зарубежные коллеги обзавидуются.
Однако, разумеется, МВД хотя и самая многочисленная, но не единственная силовая служба в стране. Обособленно от нее существует Национальная гвардия, насчитывающая до 400 000 человек, Министерство по чрезвычайным ситуациям с 289 000 сотрудников, Федеральная служба исполнения наказаний, в которой работает 295 000 человек, Федеральная служба безопасности с засекреченным штатом, оценки численности которого составляют обычно 100 000-120 000 человек, а с погранслужбой — до 200 000, Таможенная служба (около 70 000), Прокуратура и Следственный комитет (более 60 000), Наркоконтроль (почти 34 000), Миграционная служба (до 35 000) и ряд других менее многочисленных по числу работников агентств типа ФСО, ФАПСИ и им подобных). Я опускаю вопрос про армию, а также про вполне гражданские службы, часто (и не без повода) относимые к силовым, такие как Налоговая полиция, судейский корпус и т. д. Однако даже в таком «неполном» виде численность работников силовых структур в России не опускается ниже 2,6 млн человек.
С точки зрения общего количества занятых эта цифра выглядит исключительно большой. В тех же США, где все полицейские силы, Национальная гвардия, персонал Министерства национальной безопасности и Федерального бюро расследований не превышают 1,2 млн человек, силовики составляют всего 0,78% от общего числа занятых, которое в марте 2017 года превысило 153 млн человек. В основных европейских странах показатели колеблются от 0,68% в Германии до 1,05% в Италии, но в целом остаются ниже или в пределах 1% от общей занятости. В России, где общая занятость не превышает 75 млн человек, доля силовиков приближается к 3,5%, что в четыре раза превышает показатели для большинства развитых стран. Если сравнить эту цифру с другими отраслями народного хозяйства, то окажется, что она соответствует общему числу занятых во всех лечебных организациях страны, немного недотягивает до работников всех видов транспорта и почти в два с половиной раза превышает занятость в добыче всех видов полезных ископаемых. Для сравнения: в США показатели занятости в здравоохранении превышают численность персонала силовых структур в 14 раз.
Еще интереснее статистика преступности, которую указанные силовики призваны сдерживать. В России, по официальным данным, в 2016 году было зарегистрировано 2,13 млн преступлений, тогда как в США — 9,18 млн. Это означает, что в среднем на российского полицейского приходилось 2,33 зарегистрированного преступления, а на американского — 11,5. Учитывая, что число убийств в России было всего на 30% ниже американского показателя, расхождение в общем числе зарегистрированных преступлений более чем в четыре раза представляется, скорее всего, следствием разного подхода к их регистрации и возбуждению дел. Я могу ошибаться, но похоже, что даже та гигантская полицейская машина, которая сегодня создана в России, регистрирует (и, следовательно, признает такими, какие она может или хочет раскрыть) от трети до (в лучшем случае) половины всех совершаемых в стране правонарушений.
Следует также заметить, что в России, в отличие от той же Америки или Европы, огромное место в деятельности силовиков занимают экономические преступления, которые в американской статистике, например, отсутствуют как класс, поскольку налоговые службы и суды занимаются расследованием соответствующих дел без участия полиции — и в большинстве случаев без арестов и задержаний предпринимателей. Масштаб, который принимает расследование такого рода дел в России, беспрецедентен в современном мире и говорит о несоразмерном вмешательстве в экономическую жизнь. Мало того что российские правоохранители обходятся налогоплательщикам существенно дороже, чем в любой западной стране, но они также наносят им колоссальный вред, подчас парализуя работу даже крупных компаний. Это относится ко всему российскому госрегулированию. Например, Федеральная антимонопольная служба в 2015 году возбудила 67 000 дел о нарушении законодательства о конкуренции, тогда как аналогичные ведомства в США — 1400 за 10 лет (2006-2015). Делается это для того, чтобы в большинстве случаев выписать штраф, не превышающий 100 000 рублей.
Я осознанно не касаюсь ничего из того, что почти всегда оказывается в центре отечественных публикаций о нашей правоохранительной системе: коррупции, нарушениях закона и прав граждан, заинтересованности полицейских и иных силовиков в том или ином решении вопроса и т. д. Как только мы переходим на такой уровень, мы начинаем пытаться понять, прогнила ли система или нет, но на каждый негативный пример можно найти позитивный и наоборот, и ни к какому выводу мы, мне кажется, не придем.
Гораздо важнее другое. Сегодня российские силовые ведомства достигли, на мой взгляд, критического момента в своем развитии. За последние 15 лет они увеличились количественно более чем вдвое при сокращающемся в стране числе трудоспособных граждан. Их финансирование выросло более чем в 5,5 раза. Это привело к ряду положительных сдвигов, например к существенному снижению числа убийств и некоторых особо тяжких преступлений, однако на большинстве иных направлений успехов практически не заметно. Эволюция российских силовых структур привела, с одной стороны, к тому, что они стали par excellence гарантами сохранения нынешнего политического режима, а с другой — активными экономическими субъектами, выстраивающими свои собственные отношения с предпринимательскими структурами. Эффективность же основной их деятельности — борьбы с реально существующей в обществе преступностью, регулирования миграции, перекрытия каналов поступления в страну наркотиков и даже в ряде случаев борьбы с терроризмом — оказывается крайне низкой. Заявленное с этого года сокращение финансирования большинства силовых ведомств ставит крайне сложные вопросы, на которые у властей, на мой взгляд, нет ответа.
Опыт работы правоохранителей в большинстве стран указывает на то, что сила в их деятельности редко оказывается главной. Куда важнее профессионализм и эффективная организация работы самих полицейских, с одной стороны, и доверие к ним со стороны общества — с другой.
В России сегодня нет ни того ни другого. В значительной мере это стало следствием превращения силовых органов в огромную и растущую, богатую и богатеющую корпорацию. И поэтому кто бы ни повел Россию в будущее в 2018-м, 2024-м или каком-то еще далеком году, задача превращения силовиков в правоохранителей еще долго будет оставаться, пожалуй, наиболее значимой из всех.
Россия была признана самым полицейским государством в мире по соотношению количества представителей правоохранительных органов на 100 тысяч населения. Рейтинг был составлен на основе статистических данных управления ООН по наркотикам и преступности.
Диктатура извращенцев
Полицейское государство, как известно, построено на устрашении и принуждении. Но слежка и репрессивные меры — не самоцель, а средство, позволяющее, с одной стороны, превентивно нейтрализовать бунтарей, а с другой — заставить большинство подчиняться и жить по установленным властью правилам. Полицейское государство лишает человека богоданной свободы. Оно может принуждать к тяжелому и при этом низкооплачиваемому труду, может жестко навязывать какую-то одну идеологию и карать за инакомыслие. Может суровыми полицейскими мерами искоренять преступность, тунеядство, аморальный образ жизни. Все это не ново под луной. Почему же мы назвали статью «Полицейское государство нового типа »? Что тут может быть нового? Способы принуждения? Ну да, они, конечно, помягче, чем в старину, без каленого железа и рабских колодок. Но ведь и человек стал более изнеженным и зависящим от комфорта, поэтому его травмируют даже незначительные лишения. Так что смягчение карательных мер — несущественный фактор.
Полицейское государство нового типа пока только складывается и пока только на Западе
Существенно другое. Это новая власть , железной рукой насаждающая новые жизненные нормы. И вот на принципиальной новизне этой власти мы бы хотели остановиться. Сразу оговоримся, что полицейское государство нового типа пока только складывается и пока только на Западе. Но если «пилотный проект» себя оправдает, можно с уверенностью прогнозировать распространение этого «передового опыта» на весь остальной мир в рамках его (мира) глобального переустройства.
Однако вернемся к принципиальной новизне. Суть ее в том, что власть в полицейском государстве нового типа захватывают извращенцы. Можно даже сказать, что это некий постмодернистский гибрид: репрессии по старинке, а вот кто наказывает и за что — это новое. Развратники и извращенцы, конечно, были во все времена. И порой им удавалось взойти на вершину власти. Но они либо не имели механизма принуждения всех своих подданных к разврату (например, Нерон), либо, уже имея такой механизм в виде огосударствления семьи, не отваживались на столь радикальные реформы в области морали (например, Гитлер).
Секс-театр для детей
Но ближе к началу III тысячелетия, которое неслучайно объявлялось «постхристианским», в западных странах сложилась система повышенного государственного контроля за жизнью семьи и чрезмерного вмешательства в ее дела. Службы защиты прав детей на законных основаниях могут вторгнуться там в любую семью и изъять ребенка при малейшем подозрении о семейном неблагополучии. Законы о борьбе с насилием позволяют представителям государства вмешиваться в любые семейные конфликты, споры и разногласия, дают возможность приравнять к насилию даже повышение голоса, отказ подростку в карманных деньгах за плохое поведение и т.п. и под угрозой штрафа или уголовного преследования вынудить членов семьи выполнять любые, зачастую абсурдные, вредные рекомендации «специалистов». Сбор данных о личной жизни семьи, опять-таки, существенно повышает возможность государства управлять людьми. Короче говоря, все те ювенальные нововведения, которые так милы сердцу прозападных российских чиновников и ненавистны народу, на Западе уже стали привычными и непререкаемыми. То есть внеэкономические механизмы принуждения созданы и вполне эффективно работают.
Извращенцы на Западе до власти, опять-таки, дорвались. Их немало и в государственных, и в надгосударственных структурах. Пропаганда разврата . Осталось посмотреть, как там насчет принуждения: есть ли оно, или это плод наших очернительских измышлений?
Начнем с развращения детей через секс-просвет. На Западе он входит даже в программы детского сада, не говоря уж о школьном образовании. И не думайте, что это факультатив с согласия родителей. Ничего подобного!
Немецкий плотник Евгений Мартенс был посажен в тюрьму за то, что разрешил дочери не ходить на уроки секс-просвета
Плотник из маленького немецкого городка, отец девятерых детей Евгений Мартенс был посажен в тюрьму за то, что разрешил своей десятилетней дочери не ходить на уроки секс-просвета, поскольку она от этой похабени со всеми гинекологическими подробностями стала падать в обморок. А летом 2015 года тюрьма за то же самое «преступление» грозила его жене, беременной десятым ребенком. Кстати, директор школы, узнав об отказе девочки посетить занятие, сначала довела ее до слез, а потом силой попыталась затащить в класс. Показательно, что директор за такое явное психологическое и физическое насилие над ребенком нисколько не пострадала — в то время как родителей ювенальные службы западных стран привлекают к ответственности в гораздо более невинных случаях.
В Германии же несколькими годами раньше родители девочки-подростка Мелиссы Бусекрос вынуждены были перевести дочь на семейное обучение, потому что она наотрез отказывалась посещать непристойные уроки. Дома ее, естественно, от этих уроков избавили. И хотя остальные предметы преподавались исправно, пекущиеся о благе ребенка ювенальные службы насильно изъяли девочку из семьи и поместили в психиатрическую больницу.
Чем явственней проступает сущность полицейского государства нового типа, тем больше становится людей, которые решают такое государство покинуть именно для того, чтобы уберечь детей от растления и принудительного изъятия из семьи. Пока это еще не массовый исход, но первые ласточки уже полетели. Например, трехпоколенная семья Грисбах , в полном составе приехавшая в Россию из-за угроз отнять детей и несогласия с развращением детей через школьные программы.
Вот что говорит о принудительном растлении Екатерина Демешева, вышедшая замуж за австрийца: «Школьников самой густонаселенной земли Германии — Северной Рейн-Вестфалии — ожидает в школе сюрприз в рамках оригинального проекта “Школа разнообразия”, организованного Министерством образования региона и рядом организаций по продвижению прав ЛГБТ. <…> Новый проект… пошел дальше обычной школьной программы полового воспитания и предлагает школьникам с семи лет знакомство с такими понятиями, как садомазохизм, и даже с понятием “темных комнат” — особых мест в ночных клубах, гей-клубах, гей-банях, где возможны совокупления между людьми в группах» (см. статью «Новые методы секс-обучения в школах Германии. Секс-театр для немецких детей»). Далее идут такие подробности, которые нет сил цитировать. Чтобы повысить интерес школьников ко всем этим безобразиям, при обучении будет использоваться театрализация. Отсюда и слово «театр» в названии статьи.
Норма наказуема
В Швеции людям, «которые воспринимают себя как женщины», разрешили ходить по городу полуголыми
Принуждение к разврату в полицейском государстве нового типа относится не только к родителям и детям, но к людям вообще. В Швеции женщинам (в законе употребляется гендерно-политкорректная формулировка «человек, который воспринимается как женщина») разрешили ходить по городу полуголыми . Многие воспринимают это как первый шаг к легализации городского нудизма. Вы спросите: в чем тут принуждение? Кто хочет, тот и ходит с голой грудью, других не заставляют. Ходить пока не заставляют, а смотреть — да. Даже по либеральным социологическим источникам, людей, которые против такого нововведения, около 40%. Значит, их нравственное чувство нагло попирается, потому что они вынуждены передвигаться по тем же самым улицам, не умея летать по воздуху. Впрочем, сверху обзор был бы даже более панорамным…
Если же добропорядочные граждане попытаются выразить свое возмущение и посмеют сделать полуголой тетке замечание, их вполне могут оштрафовать за нарушение общественного порядка и попрание ее прав. Так что государство их жестко принуждает к пусть пассивному, но соучастию в сексопатологии в качестве зрителей.
Германия по этой части вовсе не одинока. По сообщению известнейшей американской газеты «Wall Street Journal» , «уже со второго класса в калифорнийских школах дети начнут получать информацию о семьях с двумя мамами или двумя папами. Двумя годами позднее, когда они приступят к изучению того, как именно иммигранты образовали так называемый “Золотой штат” — Калифорнию, им расскажут о том, как в 1977 году впервые в истории в муниципальный наблюдательный совет был избран открытый гомосексуалист Харви Милк, именем которого в городе Сан-Франциско названы средняя школа и библиотека»(!).
Английские же эксперименты по принуждению к прилюдной наготе зашли еще дальше. Британские клерки провели целый день на работе голышом. Дело в том, что из-за финансового кризиса сократили нескольких сотрудников и в офисе возникла атмосфера взаимного недоверия. Поэтому психолог порекомендовал начальству снять недоверие путем снятия трусов. Сначала, по свидетельству участников, было слегка неловко, а потом очень хорошо. Два человека, правда, не полностью подчинились требованиям корпоративной этики. Мужчина остался в плавках, а женщина и вовсе — стыдно сказать! — в комбинации. Остались ли они после этого на работе? That is the question.
Борьба с «радикальными христианами»
Полицейское государство нового типа все откровенней демонстрирует, на чьей стороне положено быть законопослушным гражданам, и все жестче пресекает попытки инакомыслия. Католическая школа в Тренто (Северная Италия) оштрафована на 25 тыс. евро за увольнение учительницы-лесбиянки . То есть содомиты должны беспрепятственно орудовать уже и в религиозных детских учреждениях.
А когда английская учительница предложила матери ученика помолиться за ее больного ребенка, увольнение последовало незамедлительно, и ни о каких штрафах для увольнителей речи не шло.
Которая имела дерзость носить на работе нательный крест. При этом сатанисты носят свою символику абсолютно беспрепятственно. А кого бояться, если Совет Европы еще в 2009 году признал богохульство проявлением свободной воли человека, не относящимся к числу противозаконных действий?
В Норвегии печально известная ювенальная служба
Признаки полицейского государства
Тема 27. Теория полицейского государства
Полицейское государство как особый политико-юридический институт занимало продолжительный исторический период в развитии многих европейских народов и в силу ряда факторов и условий уступило место более прогрессивной модели - правовому государству. Вместе с тем идеи, питающие философию полицейского государства, продолжают оставаться таким же атрибутом общественного сознания, как и либеральные теории.
В литературе справедливо подчеркивается, что отличительной чертой полицейского государства является исключительная многопредметность административной деятельности, регламентация мельчайших подробностей жизни общества, назойливая опека над подданными.
Идеологической основой полицейского государства явилась эвдемоническая философия. Наиболее выдающийся ее представитель X. Вольф усматривал цель государства в осуществлении народного благоденствия, народного счастья. Последнее понималось в безграничном и крайне неопределенном смысле. На первый план выдвигается, впрочем, его материальная сторона: имущественное благополучие и достаток абсолютно во всем. Признавая счастье целью личной и государственной жизни, Вольф и его школа средством достижения этой цели считали самосовершенствование личности и государства. Для Вольфа мораль являлась наукой о достижении индивидом своего счастья, политика являлась теоретическим обоснованием достижения счастья государством. Идеологи и практики полицейского государства полагали, что счастье можно достичь благодаря регламентации всего и вся, поскольку надеяться на то, что индивид может сам понимать, что для него, а следовательно, и для государства является хорошим, а что плохим, занятие тщетное. Такая посылка содержится в красноречивой сентенции Фридриха Великого: ʼʼНароду, как больному ребенку, следует указывать, что ему есть и питьʼʼ.
Из благих побуждений, стремясь осчастливить своих подданных, европейские монархи не останавливались ни перед какими жертвами, в данном случае цель оправдывала любые средства. Реалии полицейского государства не оставляли никакой надежды на проявление инициативы личности, свободы в самых различных аспектах: политическом, экономическом, духовном и т.п. Все, что важно для государства, входит в орбиту административной, управленческой деятельности и не должна быть предоставлено свободному усмотрению и самостоятельности индивида. Творцы и практики полицейского государства в своих заблуждениях приходили к тому, что якобы сам Господь Бог поручил им охранять граждан даже от их собственных действий. Власть, зачастую в виде гротеска, в паутину своих инструкций вовлекала все и вся: брак, воспитание, религию, одежду, образование, ремесла, строительство, науку, качество продуктов, потребление пищи, чистоту воздуха и воды, здравоохранение, а кое-где и выражение лиц. Жизнь обывателей полицейского государства должна была следовать в фарватере, определяемом властью, и не покушаться на устои без санкции администрации. Для иллюстрации позволительно сослаться на соответствующие положения из Устава о предупреждении и пресечении преступлений Российской империи: ʼʼПолиция имеет надзор, дабы никто в противность должного послушания законным властям ничего не предпринимал, она преследует в самом начале всякую новизну, законам противнуюʼʼ. Формально-казуистические правила и регламенты, по сути, стирали всякую границу между сферой индивидуальной свободы и компетенцией власти.
Особенность полицейского государства, обычно не принимаемая во внимание, заключалась как раз в том, что оно стремилось к благоденствию граждан, устранению нищеты, невежества, других социальных проблем, правда, весьма своеобразными методами. В теории государство этого типа пыталось сделать жизнь каждого человека достойной как в материальном, так и в духовном смысле. В этой связи не следует сводить сущность полицейского государства только к голому насилию, как это почти всегда имеет место. Один из теоретиков полицейского государства И.-Г.-Г. Юсти писал, что бедность ʼʼсоблазняет людей ко многим порокамʼʼ * . Благополучие, в первую очередь материальное, объявлялось естественным (!) правом человека. В либеральной же теории (особенно у Канта) эта мысль становится объектом беспощадного остракизма. Действительно, там, где нет свободы, где динамичный элемент истории (личность) приносится в жертву государству и обществу во имя так называемого общего блага, общество обречено на застой и стагнацию. Полицейское государство стремилось достичь некоего земного рая, исключив при этом человека, и, естественно, было обречено на провал, как и всякая утопическая идея.
* Юсти И.-Г.-Г. Основание силы и благосостояние царств, или Подробное начертание всех знаний, касающихся до государственного благополучия. М., 1772. Ч. 1. С. 515.
В полицейском государстве правительственная деятельность практически всегда определяется не столько правовыми нормами, сколько соображениями ʼʼпользы и целесообразностиʼʼ. Причем мнения и взгляды, а тем более возможные возражения со стороны граждан, власть просто не интересуют. Целесообразным признается все то, что соответствует ʼʼвидам правительстваʼʼ. Последние не поддаются никакой конкретизации. Обыватель не уверен, что конкретно хочет от него власть и какова будет ее реакция на те или иные поступки. Страх, растерянность и так называемый синдром тревожного ожидания становятся характерными как для общества в целом, так и для каждого отдельного человека. В полицейском государстве власть с точки зрения содержания выступает как мелочная, назойливая опека над обывателями, а с точки зрения формы имеет надзаконный и внезаконный характер.
Размещено на реф.рф
В полицейском государстве частные лица находятся в полной зависимости от благоусмотрения администрации. При осуществлении своих многочисленных задач полицейское государство вынуждено было создать и действительно создало огромный чиновничий аппарат - бюрократию, который был призван проводить в жизнь волю ʼʼотца нацииʼʼ, вождя. Конечно, ни одно государство не может существовать без особого класса управленцев и современный опыт государственного строительства только подтверждает данный тезис. При этом история полицейского государства показывает, как легко бюрократия превращается в самодовлеющую, обособленную касту, живущую вне общественных интересов. По этой причине перед лицом всемогущей вне- и надзаконной администрации индивид бесправен. Он является объектом власти, но не субъектом прав. Особенности бюрократии полицейского государства состоят в том, что она практически не испытывает чувство уважения к закону.
Одним из признаков государства, в т.ч. и полицейского, является власть. При этом природа власти полицейского государства имеет свои отличительные свойства.Провозглашая целью правительства народное благо, порядок, полицейское государство в своей деятельности полностью игнорирует народ как источник власти. Вместе с тем в полицейском государстве можно наблюдать элементы либерального декорума. Но это не меняет сути, народ по-прежнему рассматривается только как объект административных манипуляций. Власть в полицейском государстве неизбежно приобретает сакральный характер, становится прерогативой узкого круга чиновников. Социально-политическое отчуждение отдельного человека от власти становится таким же атрибутом полицейского государства, как и отсутствие всякой свободы вообще. Исследователи политических идей нередко подчеркивали господский характер политической власти, особенно на ранних этапах полицейской государственности. В России, к примеру, в верноподданнических присягах от Екатерины I до Павла I обыватель обязывался присягой государю ʼʼверным, добрым и послушным рабом бытьʼʼ. В последующем квалификация ʼʼрабаʼʼ принимает характер самообязывания индивида постоянно демонстрировать свою лояльность режиму, точнее, харизматическому вождю, которому при жизни никогда не бывает альтернативы, а после смерти он всегда превращается в тирана. В полицейском государстве, скорее в теории, чем на практике, взаимоотношения личности и государства бывают признаны публичноправовыми. Либеральные правовые новеллы, время от времени имеющие место в полицейском государстве, не меняют главного - личность воспринимается как принадлежность государства, точнее, его аппарата. Массы являются строительным материалом для осуществления несбыточных идей. Это почти всегда приводит к великим жертвам и потрясениям. Таким образом,отношения между гражданином, с одной стороны, и государством, с другой, правильнее будет квалифицировать как властеотношения, а не как правоотношения.
Разделение властей в полицейском государстве, скорее лозунг, чем реалия. Вся государственная власть ʼʼзамыкаетсяʼʼ, как правило, на одном или немногих. Именно они, в конечном счете, осуществляют высшую законодательную, исполнительную и правительственную власть. Государство подобного типа при осуществлении своих многочисленных функций не особенно обременяется вопросом: законно то или иное действие или нет? Главное, чтобы это было ʼʼполезным и необходимымʼʼ. Свобода от всяких правовых ограничений выражается в дискреционности полномочий административных (управленческих) органов.
Справедливости и объективности ради хотелось бы подвергнуть сомнению один поразительно живучий стереотип: говоря о законности, понимаемой как соответствие действий граждан и государственных органов существующему законодательству, следует отметить, что в полицейском государстве не меньше, чем в правовом, хотя бы в теории, заботились о соблюдении законности. Мировая история, в т.ч. и современная, как раз свидетельствует о том, что несвободные, тоталитарные государства отличаются усиленной охраной своих юридических установлении. Другое дело, что эти установления не имеют никаких связей ни с теорией естественного права, ни с категорией свободы и индивидуальности человеческой личности, ни с другими постулатами, имеющими непреходящее, гуманистическое значение. Именно в связи с этим в полицейском государстве стала возможной диффузия тоталитарных идей в положительное право, да и в доктрину тоже.
Хотя это может выглядеть несколько курьезно, однако почти все теоретики-полицеисты без исключения, несмотря на некоторые различия в подходах по тому или иному вопросу, сходились в том, что только то государство может рассчитывать на успех, в котором нравственность, добродетель и честный производительный труд, а не спекулятивные операции готовыми продуктами являются высшими ценностями. Это одна из немногих теоретических посылок полицейского государства, против которой трудно что-либо возражать. Правда, эти мировоззренческие ориентиры являлись не только советами властей. И здесь действовал единственно возможный способ управления - принуждение. Представители так называемого ликвидного бизнеса (торговли) в течение длительного периода времени считались лишь ʼʼнеобходимым зломʼʼ, не более того. Полицейское государство боится независимого частного собственника, предпринимателя, оно ему не доверяет, поскольку собственность приносит независимость и самостоятельность. Эти факторы объективно вызывают десакрализацию власти и утрату политической монополии. Именно поэтому полицейское государство сверху донизу заражено эгалитаристскими умонастроениями. Теория и практика полицейского государства свидетельствуют, что собственности либо вовсе отказывают в праве на существование, либо ее призывают служить интересам нации и государства. Силовое перераспределение собственности, жесткий контроль за ней, запрограммированные теоретиками полицейского государства, по идее сориентированы на достижение благородной цели - формирование общества с неким усредненным стандартом жизни, не знающим нищеты и сверхбогатства. Вместе с тем подобные идеи почти всегда приводят только к одному - обществу коллективной бедности. На данный счёт имеется множество примеров. Полицейское государство, даже если в нем имеются элементы рыночной экономики, в базе своей отрицает главное условие экономического прогресса. А оно состоит по сути в том, чтобы всякий мог свободно преследовать свой экономический интерес (А. Смит). Здесь можно было бы добавить одно - в рамках закона.
Полицейское государство характеризуется принудительным единомыслием. Одно из важнейших прав человека - свобода слов и убеждений - приносится в жертву ʼʼполитической стабильностиʼʼ. Полицейское государство не терпит либерализма не только экономического, но и политического, идеологического, культурного и т.п. Государство должно быть организовано в монолитный союз, проникнутый психологией единства, где каждый его член сознает свои обязанности по отношению к государству и свои интересы готов подчинить общему делу. Человек в полицейском государстве вынужден маскировать свои убеждения, чтобы не стать жертвой репрессий. Донос приобретает форму гражданской добродетели. Страх и подозрительность становятся повседневной реальностью. Громадный репрессивный и цензурный аппарат унифицирует систему ценностей и интересов. Вместе с тем полицейское государство живет как бы в двух измерениях, в двух плоскостях. Верхушка стремится навязать низам вполне приемлемые жизненные ориентиры, такие, как честный труд, порядочность, мир, согласие и т.п. Сама же политическая элита предпочитает жить по другим правилам и канонам. До известного момента народные массы пребывают в счастливом неведении, пока лицемерие и фарс не становятся чересчур явными. При небольшом ослаблении политической власти от былого единства не остается и малейшего следа. Массы готовы пойти под знамена всякого, кто громче других обличает господствующий режим, и мощный государственный спрут воистину в мгновение ока становится колоссом на глиняных ногах.
Полицейские государства всегда проявляли ярко выраженную тенденцию к самоизоляции, к враждебности по отношению к другим государствам и культурам. Отстаивание самобытности, непременно ʼʼособого путиʼʼ всегда имеет и плохо скрытый политический подтекст. Власти полицейского государства более всего озабочены тем, что будут заимствованы некие политические, правовые, экономические модели, которые обнаружат несостоятельность их собственных, поскольку они выдаются за истину в последней инстанции. Мощная пропагандистская машина призвана создавать иллюзии счастья и благоденствия, чего нет и не должна быть при ином политическом и экономическом строе. И эта ложь рано или поздно становится чересчур очевидной, о чем так красноречиво свидетельствует история XX в.
Эволюция общества и государства привела к появлению новых сфер человеческой деятельности, неизвестных государствам предшествующих эпох. В орбиту властных и правовых форм вовлекаются самые разнообразные вопросы, с которыми не сталкивалось полицейское государство раннего, ʼʼклассического типаʼʼ. Формальный признак полицейского государства, ᴛ.ᴇ. многопредметность административной деятельности, как бы уходит на второй план. С современных позиций о полицейском государстве судят не по тому, что оно делает и какую программу оно выполняет, а по тому, какими способами и средствами оно добивается поставленных целей. Иными словами, ключевым моментом для характеристики того или иного политического союза является уже не содержание, а форма осуществления его функций, или еще шире - политико-правовой режим. Правовое государство связано правовым законом и свои властные функции осуществляет в правовых формах. Для полицейского государства по сути внеправовая форма является едва ли не главной, и при тех или иных обстоятельствах отбрасываются за ненужнобностью и без того шаткие юридические процедуры.
Признаки полицейского государства - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Признаки полицейского государства" 2017, 2018.
Следует очертить комплекс факторов, при наличии которых в той или иной стране может сформироваться полицейское государство. Исторические судьбы индивидуальны и не укладываются в прокрустово ложе заранее определенных схем. Вместе с тем существуют некоторые закономерности, факты, при наличии которых можно прогнозировать развитие тех или иных политических сценариев. При всей условности они могут быть сведены к следующему.
По всей видимости, полицейское государство является следствием материализации определенний, как принято сейчас говорить, парадигмы. Оно прямой результат маргинальности, неуверенности, страха перед настоящим и будущим, нестабильностью и кризисом. Формальным признаком эскалации страхов в обществе является стремительный рост охранников, военизированных формирований, замкнутость и закрытость людей. Именно страх и неуверенность подпитывают потребность в «сверхгосударстве».
Тираны никогда не появлялись в истории вдруг, случайно, их всегда ждали, на них молились и воздавали им почести, словно богам. Полицейское государство всегда актуально там, где народная психология саму возможность позитивных перемен продолжает связывать с личностными качествами политического лидера или его главных оппонентов. Прежде всего, полицейское государство является следствием «психологии вождизма», а затем и других факторов.
Представляется, что дамоклов меч полицейской государственности тяготеет над такими государственными образованиями, где власть и собственность не являются сферами, обособленными друг от друга. Там, где государство не имеет юрисдикции над частной собственностью , там менее всего шансов укрепиться авторитарному государственному началу. Весьма долго в эволюции государственных форм власть над людьми сочеталась с властью над вещами. Понадобилось достаточно много времени, чтобы постепенно власть раздвоилась: именно на власть, отправляемую как суверенитет, и власть, отправляемую как собственность. В некоторых западных странах это разделение произошло несколько веков назад. В других же государствах политическая власть долгое время ассоциировалась с продолжением права собственности . Государства такого типа стали именовать вотчинными (М. Вебер). Чиновнику, рассматривающему государство как свою частную собственность, претит образование независимого класса предпринимателей , поскольку потеря контроля над собственностью автоматически ведет за собой утрату монополии на власть. В таких государствах возможны лишь «элементы рыночной экономики », а не рынок , лишь номенклатурная приватизация , и никакая другая. Перекосы мировоззрения властей предержащих подпитываются тем, что никакие политико-правовые новеллы не могут заглушить «продуцирование вотчинной психологии» самой широкой массой населения. Подлинный рынок, а значит, и демократия, возможны только там, где собственность получила не только правовую защиту, но главным образом там, где уважение к чужому стало свойством ментальной традиции. Если государство является единственным работодателем, если только от него зависит легитимация частной собственности, то ни о какой демократии говорить не приходится. Это политическая аксиома. Сосредоточение собственности и политической власти в одних руках - прямой путь к тоталитаризму и полицейщине.
С вопросами собственности связана и другая, не менее важная тема, заслуживающая внимания в контексте причин и условий, способствующих формированию полицейского государства. Здесь мы имеем в виду проблему гражданского общества . То, что общество и государство - вещи отнюдь не тождественные, известно еще с античности. Но именно А. Смит и Гегель впервые в теоретической мысли фундаментально исследовали феномен гражданского общества. Особая заслуга принадлежит здесь Гегелю, который под гражданским обществом понимал «опосредованную трудом систему интересов, имеющих своим основанием частную собственность и формальное равенство граждан ». Наличие в обществе различных корпораций, групп, страт и т.п., объединенных общими интересами, главным из которых является стремление превратить государство в институт, координирующий и управляющий общественным развитием, а не подменяющий его, является одним из главных заслонов на пути тоталитарной государственности. Соответственно там, где нет развитого гражданского общества, где оно только формируется или приходит в себя после полосы государственного терроризма, всегда актуальной является проблема возврата к прошлому. Общество, продуцирующее полицейскую государственность, характеризуется бедностью социального ландшафта. Там, по сути, существуют «верхи» и «низы» и между ними весьма тонкий слой, из которого затем постепенно вырастает основа гражданского общества - средний класс. Именно он является носителем непреходящих ценностей, таких, как свобода, собственность, права человека . «Средний» класс создает такую атмосферу, в которой бациллы тоталитарной государственности не имеют шансов для развития.
Полицейское государство может стать фактором общественной и политической жизни при отсутствии стабильности в самом широком смысле этого слова. Прежде всего, существенную, определяющую роль в развитии общественного организма, играет экономическая стабильность, обеспечивающая приемлемый стандарт жизни. Политическая история, в том числе и совсем недавняя, свидетельствует, что гипертрофированная государственность, сосредоточение власти в руках немногих чаще всего имеет место там, где экономические, социальные проблемы принимают крайние формы. В таком обществе практически отсутствуют силы, способные активно противостоять диктатуре. Причем власть в таких случаях легко становится добычей различного рода популяров и демагогов, обещающих манну небесную. При таком сценарии общество легко жертвует институтами политической демократии во имя ликвидации кризисных явлений, полагая в данном случае, что они являются более мелкой потерей, чем экономическое и социальное благополучие. При таких условиях к власти приходит харизматический лидер, уверовавший в то, что сама нация вручила ему «мандат во спасение» и все, что бы он ни предпринял во имя достижения этой цели, будет с легкостью оправдано. При таких условиях правовые формы становятся излишними. Вожди XX в. совсем не похожи на тиранов, которых периодически призывали в античных городах-государствах, поскольку тиран оставался формально в рамках закона . Его звали на определенный срок, и, выполнив свою миссию, он удалялся часто с титулом «спасителя отечества». Жертвы тирана исчислялись десятками, вожди и фюреры не разменивались на мелочь и вели свой счет на миллионы. Они приходили всерьез и надолго, и их правление оказывалось, как правило, слишком дорогой ценой за иллюзии.
Экономически нестабильное общество, раздираемое социальными противоречиями, подверженное сильнейшей имущественной дифференциации, является идеальной почвой для полицейской диктатуры. Экономическая нестабильность порождает нестабильность политическую, и наоборот.
Полицейский режим возможен при угрозе целостности государства, прежде всего территориальной. В принципе первые полицейские государства (Франция, Германия) пытались собирать земли, установить стабильную политическую власть с единым центром. Центробежные тенденции, вспышки «суверенизации», которые делают проблематичным дальнейшее развитие, могут инициировать создание разного рода «чрезвычаек», которые ради сохранения единого государственного тела готовы пожертвовать устоявшимися политическими и правовыми нормами . Любые форс-мажорные обстоятельства как бы подталкивают власть пренебрегать правовыми условностями. В этом случае, как и во многих других, власть, скорее всего, будет опираться на поддержку большинства, жонглируя патриотической риторикой. Но опасность заключается в том, что любая власть как бы она себя ни называла, имеет тенденцию к бюрократизации и самоизоляции. Если политическая культура того или иного народа не выработала механизма, препятствующего этому процессу, то рано или поздно власть превращается в некоторую «самость», «вещь в себе», не имеющую никаких связей с населением.
Тенденцию к превращению в полицейское государство имеет тот политический союз, которому угрожает некая военная опасность, прежде всего извне. Эта опасность либо мнимая, что чаще всего и бывает, либо реальная. Экономика такого государства милитаризуется до крайних пределов, все работает на войну. Мощная пропагандистская машина преследует задачу создания образа врага в лице сопредельных либо каких-либо других государств. Полувоенный образ жизни приучает массовое сознание к тому, что только единая, сильная власть, обладающая сверхполномочиями, способна мобилизовать экономические и людские ресурсы в случае каких-либо военных действий. Военизированное общество и государство могут быть только тоталитарными и полицейскими. Полицейщина - обратная сторона полувоенного общества и государства. Последние, «сориентированные на войну», с презрением относятся ко всякого рода демократическим правилам, стандартам, свободам человека и т.п. К великому сожалению, в современном мире общечеловеческие ценности пока еще не стали благами общепланетарного масштаба. Существует много регионов, где война или ее постоянное ожидание являются объективной реальностью.
Противостояние двух систем в эпоху холодной войны закончилось крушением одной из них. Безусловно, мир от этого много выиграл, но он кое-что потерял. Доминирование супердержавы, по своим "меркам пытающейся перекроить мир, объявляющей зоной своих интересов территории за тысячи миль от своих границ, реально привело к тому, что международно-правовые институты утрачивают свое былое положение и как бы уходят на второй план. «Супердержава», по сути, становится «международным полицейским».
Полицейское государство может сформироваться и как антитеза государству криминальному. Тоталитарные, полицейские режимы имеют одну особенность. Она выражается в том, что в таких государствах сравнительно мал удельный вес общеуголовной преступности . Маховик репрессий, рассчитанный прежде всего на «политически неблагонадежных», оказывается и на общем состоянии правопорядка . Версия о том, что рост преступности является своего рода платой за либеральные преобразования, является заслуживающей внимания. По всей видимости, криминальное государство имеет место тогда, когда власть на всех уровнях и преступные синдикаты образуют своеобразный государственно-криминальный симбиоз, нацеленный на получение сверхприбылей. Дело в том, что обычно в таких государствах властвующая элита состоит в основном из людей, чья деятельность построена на полулегальном и нелегальном соединении экономической, политической и криминальной власти. Следствием этого является полное или частичное разложение правоохранительной системы. Гражданин становится беззащитным и одиноким. Постоянный страх из-за реальной возможности стать жертвой насилия приводит к тому, что он готов вручить власть кому угодно, только бы установить «твердый порядок». Естественно, выполнение этой задачи потребует экстраординарных, внесудебных и неправовых методов. Политические лидеры, авансирующие обещания расстреливать на месте всякого рода насильников и воров, становятся наиболее популярными. Как правило, в этой ситуации появляется лидер-аскет, не отягощенный грузом компромата, создающий аппарат из себе подобных, а далее начинается сведение счетов, борьба с коррупцией, делание карьеры, наведение порядка железной рукой. Но и здесь финал можно предсказать во всех подробностях. «Очищение от скверны» почти неминуемо ведет к полицейщине. В некоторых современных, в том числе демократических, государствах преступность стала проблемой, отрицающей здоровое, нравственное государственное начало, достигнут тот рубеж, дистанцироваться от которого уже невозможно нормальными, обычными методами. Уже сейчас в отдельных, еще недавно казавшихся благополучными странах в арсенале методов работы правоохранительных структур встречаются такие, которые трудно совместить с демократическими политическими режимами.
Наибольшие шансы стать криминальным государством имеют те из них, где идут процессы перераспределения, дележа собственности, принадлежавшей ранее государству. Государство в данном случае просто не в состоянии эффективно противостоять криминализации прежде всего экономики, поскольку государственные чиновники сами участвуют в этом процессе, зачастую в завуалированной форме. Борьба с преступностью неизбежно принимает характер имитации, имеет поверхностный характер и обречена на провал. Исчезает вера в справедливость, и возникает проблема легитимности власти. Призывы последней к соблюдению законов выглядят как лицемерие и фарс. Общество, лишенное нравственных и правовых ориентиров, уставшее и измотанное от собственной свободы, рано или поздно само отдается во «власть сильной руки».
Полицейское государство может утвердиться и там, где существуют острые межнациональные проблемы, имеющие тенденции превратиться в этнические войны. Это, пожалуй, самые страшные войны, которые известны человечеству. В этнических войнах нет ни правых, ни виноватых. Они остаются в памяти многих поколений. Аргументы разума становятся жертвой национальной мести. Межнациональные конфликты до времени находятся под спудом сверхмощной, тоталитарной власти. Как только она ослабевает, все обиды, подобно вулкану, выплескиваются наружу и принимают форму расовой, слепой ненависти. В такие периоды можно наблюдать ностальгию по «старым порядкам», ибо это меньшее зло, чем война многих поколений.
Очевидно, полицейское государство является актуальной проблемой прежде всего для тех стран, которые недавно освободились от тоталитарного прошлого. Здесь в любую минуту маятник политической жизни может качнуться в обратную сторону, поскольку для этого существует благодатная почва. К демократии, к правовому государству нельзя прийти в одночасье, за небольшой период времени. Здесь не должно быть места никаким иллюзиям. Демократия, рынок - лучшее, что придумало человечество, но именно лучшее, а не идеальное. Они несут с собой много издержек, потерь, которые болезненно воспринимаются людьми, еще совсем недавно существовавшими в другой системе координат. Переходный период - самый трудный и самый болезненный. Конечно, там, где многие десятилетия существуют устойчивые демократические, либеральные традиции, возникновение тоталитарной государственности практически невозможно. А вот там, где веками государство обожествлялось, где почти не существовало гражданское общество, где к праву , закону, свободе человека относились как к чуждым явлениям, там расстаться с прошлым достаточно сложно. Чем сильнее тоталитарная наследственность, чем беднее политическая и правовая культура , тем чаще маргинальное сознание вчерашнего обывателя возвращается назад. В этих условиях ни один лозунг, касающийся экономики, политической системы или внешней политики, не может похвастаться такой воистину всенародной поддержкой, как идея «порядка». Вообще, там, где будущее представляется как возврат к прошлому, проблематично говорить о демократии. Недаром многие мыслители понимали общественную эволюцию как прогресс в осуществлении свободы.
Говоря о факторах, постулирующих полицейскую государственность, можно лишь строить какие-то версии, предположения. Нельзя однозначно сказать, что при наличии тех или иных условий, тоталитаризма, полицейщины не избежать. Все достаточно условно.
В средние века государственная власть выполняла военные, судебные и финансовые функции. Средневековые юристы определили политическую власть как юрисдикцию, то есть отправление суда, и уже из юрисдикции выводили военное и финансовое управление. У городской муниципальной власти функции были несколько сложнее. Они простирались на управление торговлей и ремеслом. Гúльдии и цéхи, хотя и являлись самостоятельными корпорациями, всё же находились под надзором городских властей. О народном образовании, здравоохранении, продовольствии в голодные годы заботилась католическая церковь. Монастыри оказывали населению медицинскую помощь и организовывали народное продовольствие в годы бедствий. Школьное дело зародилось и развивалось в ведении церкви. Церковными учреждениями считались в средние века и университеты, то есть корпорации учёных и учеников, учреждавшиеся папой римским и получавшие от него привилегии на занятие наукой и обучением.
Абсолютная монархия, возникшая к XVI в., существенно расширила функции государственной власти. Государственная власть стала заботиться об удовлетворении материальных и духовных нужд подданных: о развитии торговли и промышленности, о народном здравоохранении, продовольствии, просвещении (университеты). Если в средние века политическая власть выступала как юрисдикция, то в абсолютной монархии XVI-XVIII веков она оказалась преимущественно управлением, или, как тогда говорили, полицией (от греческого полис, политéйя - государственной устройство), отчего и весь характер абсолютистского государства получил название полицейского государства. Это не потому, что в государстве учреждена и функционирует полиция, призванная обеспечить общественную безопасность внутри страны, а потому что до середины XIX в. для обозначения управления использовался термин «полиция».
Целью полицейского государства провозглашалось достижение общего блага, «народного счастья», материального благосостояния и духовного благоденствия подданных. Эта цель может быть достигнута абсолютной монархией путём регламентации всех сторон общественной, экономической жизни народа, широкого вмешательства государства в частную жизнь подданных и ограничением инициативы и ликвидации всякой автономии. Во имя общего блага допускалась самая широкая регламентация всех сторон жизни подданных со стороны государственной власти. Полицейское государство стремилось подчинить своей опеке и руководству всю общественную и частную жизнь подданных. В чём заключается общее благо, каковы средства его достижения, - все эти вопросы разрешались исключительно государственной властью и проводились в жизнь при помощи специальных слуг государства - профессиональных чиновников.
Население признавалось вечно-несовершеннолетним, неспособным к самостоятельности, нуждающимся в опеке. Народ как малого ребенка надо водить за руки для его же пользы. Народ ни о чём не спрашивали, с ним не считались. Ему лишь предписывали, приказывали, властно вели его к благополучию. Забота о народном благополучии есть исключительное дело государственной власти. Дело подданных повиноваться предписаниям благодетельного начальства и не рассуждать. Власть есть сила благожелательная и благодетельная, чего не могут понимать разве только люди злые, упрямые и невежественные. Управление в полицейском государстве в принципе отрицало какую бы то ни было самостоятельность индивида и общественных групп и всецело покоилось на начале всеобъемлющей и всепоглощающей опéки государства над личностью и обществом.
Широкое развитие государственного управления привело к тому, что все стороны жизни населения подчинялись законодательному регулированию и правотворчество признавалось исключительной функцией государства. В XVIII в. закон, исходящий от короля, объявляется основным источником права.
Таким образом, полицейское государство - это абсолютная монархия XVII-XVIII веков, которая для общего блага стремится регламентировать и контролировать общественную и частную жизнь народа во всех её проявлениях и без участия самого народа.
Система государственной опéки полицейского государства в своё время вызывалась исторической необходимостью. В известную эпоху она являлась полезной и плодотворной, особенно политика меркантилúзма - политика государственного вмешательства в экономику, регламентации промышленности и торговли. Однако эта система государственной опеки и воздействия действовала по инерции и при поддержке заинтересованных в ней общественных групп дольше, чем это требовалось жизнью, и проводилась чересчур прямолинейно вплоть до крайностей. Например, королевскими указами предписывалось из какого дерева изготовлять гробы, какими орудиями возделывать землю, из каких материалов шить обувь, на скольких лошадях ездить чиновникам каждого ранга и т.п. С течением времени эта система стала вредной, тягостной, так что само название полицейского государства стало синонимом угнетения личности и общества.
Наиболее типичным полицейским государством являлась Пруссия, крупнейшее германское государство, наряду с Австрией. Абсолютизм в Пруссии называют военно-полицейским. В германских монархических государствах создавались в XVII-XVIII вв. постоянные армии. Их численность была непропорционально велика по сравнению с численностью населения. Пруссия в период правления Фридриха II (1740-1788) при численности населения пять миллионов человек имела армию в 200 тысяч человек. Рядовой состав прусской армии компектовался путём вербовки прусских подданных из числа крестьян, обязанных 20-летним сроком службы королю. Офицерский состав формировался из дворян - ю’нкеров, прошедших подготовку в кадетских корпусах.
Возможно, будет полезно почитать:
- Аббатство - это католический монастырь ;
- Самые распространенные расклады ;
- Быт и обычаи Обычаи и нравы 19 века ;
- К чему снятся жабы и лягушки: мужчине, девушке, женщине, беременной – толкования разных сонников ;
- Основные характеристики марса ;
- Должностная инструкция транспортного экспедитора ;
- Татаро-монгольское иго или история о том, как ложь стала правдой ;
- Журавль толкование сонника ;